– А что насчет тебя? Почему ты все еще здесь?
– Потому что в Одессе мне лучше всего.
– Как ты можешь сравнивать, если больше нигде не была?
– Так, по-вашему, надо переспать с сотней девушек, чтобы понять, какая вам нужна? Или попробовать пятьдесят десертов, чтобы усвоить, что шоколадный – ваш самый любимый?
– Нет, – сказал он. – Ты права. Иногда просто сразу знаешь, чего хочешь.
– Ну, я пока не знаю точно, чего хочу. Бабуля советует найти себе американца и уехать из Одессы. И иногда я хочу так сделать. Хочу своими глазами повидать мир, хочу путешествовать, хочу влюбиться, хочу знакомиться с интересными людьми и хочу, как здесь в офисе, все время разговаривать по-английски. Вот так вот хочу, хочу, и вдруг на меня накатывает страх. Страшно бросить все, что мне знакомо.
– Но ведь Одесса никуда не денется. Разве ее не называют Одесса-мама? Она будет здесь, будет тебя ждать, если захочешь вернуться. Ты молода, тебе самое время путешествовать, пробовать новое, жить полной жизнью.
Свет включился и разрушил сумрачные чары. Но мы остались сидеть в переговорной. Я подумала за Будапешт. Да, уже скоро я туда поеду, стану пробовать новое, заживу по-другому. Там будет не тут.
Дэвид встал и к моей радости выключил свет.
– Чему это ты так радуешься? – спросил он.
Про мой план говорить не следовало, чтобы не сглазить.
– Ольга вам еще не надоела? Я могла бы подыскать вам милую добропорядочную одесситку.
– Я уже был женат на милой добропорядочной женщине. Сейчас хочу безнравственную оригиналку.
Я аж покраснела от удовольствия, что мы поддразниваем друг друга как в старые добрые времена, словно ничего с тех пор не произошло и не изменилось. Таки нет, кое-что пусть уже изменилось. Мне удвоили зарплату, а проходную пешку (Олю) сняли с доски. Принеся стратегическую жертву, я выиграла и взяла свое.
Дэвид начал рассказывать об их свадебных планах. Может, стоило предупредить его, что Оля при первой возможности отвернется и от него точно так же, как отвернулась от меня. Но я не рискнула покоцать установившийся между нами мир, не рискнула ранить неплохого человека или огорчить. А ну как он мне попросту не поверит? Кроме того, ни для кого не секрет, что и в шахматах, и в Одессе, каждый сам за себя.
– Твоим родителям, должно быть, интересно, где ты работаешь. Почему бы тебе не пригласить их сюда на обед?
Я на него вытаращилась.
– В чем проблема? – не понял шеф. – Тебя беспокоит языковой барьер?
Меня беспокоил «мертвый» барьер. Было стеснительно объяснять, что один мой родитель давно в могиле, а другой практически умер для нас с бабулей.
Дэвид постоянно жалился на вмешивающихся в его жизнь строгих родителей. Не хотел понять, как ему свезло. А я не хотела, чтобы он меня жалел. Потому слегка вздернула подбородок и сказала:
– Я приглашу бабулю.
– Снова этот жест.
– Какой жест?
– Подбородком.
– О чем вы?
– О том, что твой мыслительный процесс ясно виден. Смотри сама: сначала ты слегка шевелишь губами – иногда даже бормочешь, – потом принимаешь решение, вздергиваешь подбородок и объявляешь, что нарешала.
Я нахмурилась. Когда долго смотришь за начальником, то он тоже смотрит на тебя, вот мы и приплыли. Что ж, как говорят в Одессе, лучшая защита – это нападение.
– А сами что, лучше? – парировала я. – Когда вы нервничаете, то кашляете раз пятьдесят подряд. А когда приходит Владлен Станиславский, прячетесь в кабинете.
– Я туда не прячусь. Я там занят.
– Угу, заняты… игрой в прятки.
– Зачем мне самому с ним разговаривать, если ты с этим отлично справляешься?
– Считаете, своевременный комплимент оставит за вами последнее слово?
– Я делаю комплименты лишь одному человеку – тебе. Ты – самое лучшее из всего, что есть в этом городе.
Варвар!
– Одесса сама по себе – лучший город мира, не забывайте!
Дэвид выставил ладони перед собой, словно заслоняясь от удара.
– Не казни меня за инакомыслие. Просто пригласи свою бабушку на завтрашний обед.
* * * * *
«Наталья Тимофеевна». Шеф раз пять попытался повторить за мной это имя, а потом попросил записать латинскими буквами. Но даже по написанному ему не удалось произнести имя правильно, и я предложила:
– Зовите ее «бабуля». Ее все так зовут.
Сами понимаете, это я загнула. Обращаться к людям старшего поколения иначе, кроме как по имени и отчеству, разрешалось только иностранцам.
Бабуля от входа разглядывала офис, высматривая какой-нибудь недочет. Ага, глаз у нее наметанный. Но на обстановке не было ни пылинки, а полы сияли безукоризненной чистотой. Она кивнула, что можно было счесть за похвалу.
– Она твоя бабушка по отцу или по маме?
– По маме.
Дэвид подал бабуле руку и, когда она взяла его под локоть, препроводил в переговорную, предоставив повосхищаться накрытым столом. На моей памяти в крайний раз он так панькался с мистером Кесслером. Чтоб мы так жили! Лобстер из штата Мэн, икра с Дуная, шампанское из Франции. Мистер Хэрмон наконец-то акклиматизировался и научился трапезничать как одессит. Может, где-то во Франции и принято, чтобы каждое блюдо сопровождало подходящее к нему вино – белое под одно, а красное под другое, – но в Одессе начинают с того, что немножко выпивают, и откупоренная бутылка – неформальный сигнал к началу застолья. Шампанское всему голова – вот как мы говорим в Одессе.
– Без задних ног расстарался, и все за ради тебя, – прошептала бабуля.
– Ради тебя, бабуль.