Одесское счастье - Страница 84

По вечерам мы по-прежнему болтали, сидя на диване. Тристан рассказал мне о своем старшем брате Халиберте, которого все звали попросту Хэлом, – священнике, обосновавшемся неподалеку от Сиэтла.

– После смерти мамы отец как бы исчез. Вроде бы оставался рядом с нами, а по сути был где-то далеко, понимаешь? Я очень многим обязан Хэлу. Это он заботился обо всем подряд: следил за тем, чтобы у нас была еда на столе, чтобы я ходил в школу. Я постоянно бунтовал, но он всякий раз меня осаживал и наставлял на путь истинный. – Тристан тряхнул головой. – Он и по сей день мне помогает. Когда я рассказал ему о своих чувствах к тебе, Хэл оплатил твой билет на самолет, поскольку мой кредитный лимит был исчерпан.

Я не совсем поняла, о чем речь. Кредитный лимит? Исчерпан?!

Тристан нежно меня поцеловал, погладил по спине, пробежался пальцами по волосам. Его руки медленно спускались все ниже и ниже. Почему-то, когда его ладонь оказалась у меня на груди, я напряглась, а когда он налег на меня своим телом, вообще одеревенела и стала тверже бабулиной гладильной доски. Через несколько трогательных минут я оттолкнула Тристана, влечивая себе, что реагирую нормально и просто не хочу обратно ложить болт на одесскую народную мудрость: «Не все, кто переспят, потом поженятся». Баста, больше меня авансом не поимеешь.

Отстранившись, Тристан сказал:

– Спасибо, что сберегла себя для меня. Я все понимаю.

Я не стала его поправлять, благодарная за то, что он сам придумал причину для моего отказа от игры ниже пояса.

* * * * *

Мы с Джейн решили пересечься в Сан-Франциско на длинные выходные. Я с таким нетерпением ждала встречи, что не могла усидеть смирно в пикапе Тристана и от волнения постукивала ногами.

– Твоя подруга живет на холме для снобов, – съязвил Тристан.

– Джейн тебе понравится.

Вот только я не была уверена, что ей понравится Тристан. Творилось нечто странное: с каждой проделанной от Эмерсона до Сан-Франциско милей мой жених становился все угрюмее.

Пикап взбирался выше и выше, и передо мной представали памятные по фотографиям и фильмам особняки в викторианском стиле. В просвете между кварталами вдруг мелькнул пляж. Чудный город!

Мы припарковались за шикарным ягуаром. Джейн, а следом за ней и Тенс, выбежали из дома. Когда я увидела подругу, на глаза навернулись слезы – сказались несколько недель без единого знакомого лица. Она обняла меня и мягко прошептала слова, которые мне позарез нужно было услышать, причем по-русски:

– Ты такая храбрая, такая красивая, такая умная. Все будет хорошо, поверь, с тобой все будет просто супер. – А взглянув на кольцо на моем пальце, добавила: – Только не бросайся в омут с головой. Время покажет.

Отстранившись, я поправила ее как всегда непослушные волосы. На радостях я не могла не дотрагиваться до моей Джейн. Коснулась ее лица, плеча, разгладила воображаемые складки на белой блузке, заложила за ухо выбившийся локон и сжала ее руки. Через нее я словно держалась за частичку родного дома.

Тенс борзо за меня взялся и, щекоча усами, расцеловал в обе щеки, в подбородок и в лоб. Тристан глядел настороженно. Заценив его кислую мину, Тенс поприветствовал моего спутника чисто по-мужски: крепким рукопожатием и предложением дать женщинам пообщаться наедине. Потом, поднявшись по ступенькам, ввел Тристана в роскошный четырехэтажный викторианский особняк. Я заметила, как Тенс походя бросил на Джейн взгляд, явно говорящий «этот не из наших».

Жилище оказалось просторным и темным, жалюзи были опущены. Возможно, из-за справедливой догадки Тенса, что в полумраке он смотрится получше. Похоже, он неплохо наловчился в такого рода фокусах.

Мы прошли по темному коридору в кухню – сердце дома, – полную друзей. Джейн рассказывала, что Тенс терпеть не видит одиночества, и потому в любое время у него околачивается человек по десять. Стол был деревянный и порядком изрезанный, стулья вокруг – разномастные. Дотронувшись до паукообразных конфорок массивной газовой плиты, я с тоской вспомнила бабулю и родную Одессу.

Джейн представила мне Зору и Гамбино, выступавших в роли бухгалтеров днем и музыкантов ночью. Лия с выдающимися формами пела хором с Зорой. Когда она стала ко мне вплотную приглядываться, Джейн предупредила по-русски, что эта женщина – «розовая» (другим словом, «лесбиянка»). Джонотан, лучший друг Тенса, щеголял в яркой шелковой рубашке и годился ему в сыновья. По нашим меркам довольно смуглый и спортивного телосложения. Мускулистые плечи и предплечья напомнили мне Влада. Джоно то и дело пялился на Джейн, которая старательно его игнорировала. Его сестра, тощий биржевой брокер, приспустив брюки, выставила напоказ стринги, украшенные сверкающей бабочкой – предмет ее гордости.

– Познакомьтесь с моей подругой Дарьей, – представила меня Джейн.

Подтянув штаны, сестра Джоно спросила:

– Это у тебя обручальное кольцо, ma chérie? – Взяла мою руку, прищурилась на брюлик и добавила: – Дорогая, не продешеви! Такая пылинка не повод для замужества! Разве что для развода.

Тристан покраснел, Джейн смерила брокершу тяжелым взглядом, а моя рука непроизвольно взметнулась к груди.

– Веди себя прилично, – предупредил сестру Джоно. – А не то коротать тебе ночи в арендованном конференц-зале «Шератона» в компании мелких акул.

От страшной угрозы она аж вздрогнула.

– Главное не размер, – беря Тристана за руку, сказала я, – а выраженные намерения. Тристан часто мне звонил, писал каждый день, приезжал за мной на Украину в Одессу. Уверена, не каждый мужчина вложил бы в ухаживание столько времени, усилий и денег.