Мелинда с интервалом в несколько месяцев приезжала на недельку погостить к отцу и каждый раз хамила всем, кому ни попадя.
– Эй, разве мой приезд тебя не удивил? – подала она голос.
– Не особенно. – Я обратно уткнулась в отчет по логистике.
– Принеси мне эспрессо, – скомандовала она.
Ха! Еще одна желающая, чтобы я подавала ей кофе.
– Кухня прямо по коридору. У нас тут самообслуживание.
– Встань и принеси мне эспрессо, я сказала!
Подняв глаза, я увидела, что пороге стоит наш директор, мистер Кесслер, и молча наблюдает за Мелиндой. После того телефонного разговора, когда он расспрашивал про Хэрмона, его приезд не должен был стать неожиданным, но я все равно удивилась. На иврите, из-за резкого тона вдруг показавшемся мне грубым и гортанным, мистер Кесслер рявкнул:
– Мне не нравится, как ты разговариваешь с Дарьей. Еще одно слово, и охрана тебя выведет.
Мелинда открыла было рот и тут же его закрыла, словно крупный черноморский карп.
– Подожди отца в его кабинете, – разрешил директор.
– Спасибо, – поблагодарила я. – Кофе желаете?
Еж ты ж господи ж, мне бы чашечка точно не помешала.
Мистер Кесслер кивнул.
Когда я вернулась с подносом, он рассматривал картины в переговорной.
– Самая бездарная пародия на искусство из всех, что я видел. Кто додумался развесить по офису это фуфло?
Фуфло. Меткое определение. Я кивнула, радуясь нашему единодушию по этому вопросу.
– Мистер Хэрмон просто поддерживает местных художников, – пробормотала я.
Директор сел, а я принесла из кабинета документы и разложила перед ним.
– Минус ведения тройной бухгалтерии на разных языках в том, что на это тратится очень много времени, но плюс в том, что ни бандиты, ни госслужащие не умеют читать на иврите, – с улыбкой сказала я.
– Мне говорили, что местная мафия даже хлеще нью-йоркской. Вы с ними проблем не имели?
Лично или по работе? Здесь или в брачном агентстве?
– Нет. Они не слишком дорого берут, зато скинхеды держатся от нас подальше. После того как местная мафия стала нас крышевать, в офис почти перестали звонить с угрозами или с сообщениями о подложенных бомбах. Так что эти деньги тратятся не впустую.
Мистер Кесслер глянул на часы и кашлянул.
– Знаю, это щекотливая тема, но самое время поговорить о Дэвиде.
Я-то ждала, что Хэрмон скоро придет – он уже на час задерживался. А дождалась, что мне обратно приходится его прикрывать. Я заскрежетала зубами, но тут же вспомнила, как он со мною панькался. Ладно, долг платежом красен. Поэтому я принялась осторожно выстеливать соломенными словами место под падение:
– Ну… в последнее время мистер Хэрмон слегка… рассеян. Но он ведь только-только обручился, так что следует войти в его положение.
Директор явно удивился и новости, и тому, что я вдруг защищаю своего непутевого начальника. Возможно, Хэрмону на пользу сыграла предстоящая свадьба. Каждому же ж хочется верить в «и жили они долго и счастливо». А может, мистер Кесслер вспомнил, какую позицию я недавно занимала относительно Хэрмона, и решил, что если даже я к нему смягчилась, не такой уж он и пропащий.
Хэрмон, как всегда, явился вместе с Олей. Не увидев меня на рабочем месте, она не преминула заметить:
– Дарья плохо работать. Я хорошо работать. Она плохой. Она идти, я быть здесь.
Я закатила глаза. Ежедневные уроки не смогли сдвинуть Олин английский с уровня столь же примитивного, как и социалистическая архитектура. Таки не в коня корм! Зато ее нищенский словарный запас не позволял ей внятно претендовать на мое место.
Не заметив в переговорной наш тет-на-тет с мистером Кесслером, сладкая парочка направилась в кабинет Хэрмона, где их поджидала разъяренная Мелинда.
– Папа, как ты можешь жениться на этой проститутке?
Я даже позавидовала, что Оля не поняла, что та о ней сказала. Меня дочь Хэрмона тоже называла проституткой, и не раз, и ничего приятного в этом не было. Раздался глухой удар и сдавленный вскрик Хэрмона – небось она на него кинулась. Не стану винить Мелинду за стремление сохранить источник всех благ в единоличном пользовании.
– Полагаю, пытаться сбежать уже поздно, – едко заметил мистер Кесслер и закрыл дверь переговорной, что почти не приглушило воплей.
– Я же объяснял тебе по телефону, милая, что полюбил Ольгу, – старался быть услышанным Хэрмон.
– Как ты мог подарить вот этой корове кольцо с камнем крупнее, чем у мамы? Ты просто грязный старикашка!
– Ольга делает меня счастливым. Разве ты не желаешь мне счастья?
– Не-е-ет, – прорыдала Мелинда.
Что больше всего меня удивило, так это Олино молчание от начала разборки. Я-то думала, она тоже разревется, но она лишь твердо сказала:
– Я идти. Вы поговорить.
Ее неожиданное достоинство только напомнило мне, насколько жалка моя собственная роль в этой похабной пьеске.
– Как думаешь, долго нам здесь торчать? – поинтересовался мистер Кесслер.
Я пожала плечами. Ему-то что? Он может слинять в любой момент. Это я тут насмерть застряла. Кожа горела, тоска разъедала душу, бесконечные дни тянулись и тянулись. Горблюсь в окне, плавлю лбом стекло окошечное. Мама дорогая, как же ж я устала. Устала от бедности. Устала от интриг. Устала лавировать. Устала вкалывать на двух работах, почти не видя бабулю. Устала постоянно внушать себе, как мне свезло, что у меня хорошая квартира и лавэшное занятие. Усталость задавила во мне даже надежду на счастье. В стеклах дождинки серые свылись. Ой-вей, мне все шибче хотелось на кого-то опереться, на кого-то сильного, способного меня поддержать и защитить. Все шибче хотелось жить там, где законы пишутся не бандитами и не в интересах бандитов, где полиция, учителя и врачи не берут взяток, где люди относятся друг другу с добротой и уважением. Существует ли где-то на земле такое райское место?