– Мистера Хэрмона нет на месте. Я передам ему, что вы заходили.
И дальше я продолжала отталкивать Влада, а он продолжал возвращаться. Но рано или поздно он должен был сдаться и уйти, слинять насовсем, как все мужчины.
Песня закончилась и Влад вернулся.
– Довольна? – спросил он раздраженно.
– Я всего лишь выполняю свою работу.
– Танцуешь? – смягчился он.
– Танцую, – кивнула я.
Положив ладонь мне на талию, он повел меня танцевать, чего я прежде на соушлах никогда не делала. Заиграла песня Перси Следжа «Когда мужчина любит женщину». Как-то раз, еще на старой квартире, мы слушали ее с Джейн, и подруга сказала, что эта композиция очень популярна в американских супермаркетах, поскольку под нее женщины теряют бдительность и совершают больше покупок. Таки да, обнимая Влада за плечи, я была готова купить все, что бы он ни продавал. Он сдвинул руки мне пониже поясницы, и, пока звучала мелодия, я позволила себе таять от удовольствия. А Влад смотрел мне в глаза и немножко улыбался.
Когда музыка стихла, я заметалась мыслью, изыскивая способ рассеять чары.
– Как себя чувствует ваш брат?
– Прекрасно... я полагаю. – Он так и не убрал ладони с моей талии.
Заинтригованная, я спросила:
– Полагаете? В смысле, не знаете?
– Я отправил его в Иркутск.
– Что?! Вы сослали брата в Сибирь? – воскликнула я.
– Эй! – возмутился он. – Иркутск – это сибирский Париж.
– Надеюсь, вы отправили его в такую даль не из-за меня.
– Мне не понравилось, как он с тобой говорил.
– Вы отправили брата за шесть часовых поясов, за тысячи километров отсюда лишь через то, что вам не понравилось, как он со мной говорил? Вас что, гэц укусил?
– Мне не понравилось, как он с тобой говорил, – упрямо повторил Влад и провел пальцем по моей щеке.
Чтобы да, так нет. Я уставилась на него с открытым ртом.
– Олег может и там нарубить бабок для семьи, – сказал Влад и поцеловал меня мучительно нежно.
– Нет, вы точно спятили. Вы же можете получить любую, – я обвела рукой наших красавиц. – Давайте, выбирайте.
– Я уже выбрал, – ответил он.
Я рыпнулась прочь, но далеко не ушла.
Валентина Борисовна подгребла меня взмахом руки.
– Вот видите, видите, – плакалась Катя, одна из самых привлекательных наших девушек. – Мик ухаживал за мной, а эта шлюха Ленка его увела.
– Да наплюй ты на них с высокой колокольни! Здесь каждая за себя! Раз он такой изменник, тебе без него даже лучше! – воскликнула Валентина Борисовна и приобняла Катю. – Посмотри, на этом пастбище пасется целое стадо быков! Иди и выбери себе чемпиона. А Даша тебе поможет.
Я оглядела зал – Влада уже не было. Блеск. Можно работать спокойно. Я попереводила для Кати, для Тани, для Иры, для Маши и для Наташи, а потом поплелась домой. Бабуля встретила меня на пороге и спросила, как прошел вечер. Я не стала ей докладывать про танец со старшим Станиславским. Зачем ее грузить голым вассером?
* * * * *
Утром бабуля сказала, что я какая-то задумчивая, и я постаралась улыбнуться.
– Все будет хорошо, заинька, – напутствовала она.
Я отправилась на работу по пересеченной трещинами и рытвинами пыльной асфальтовой дороге. На углу перед нашей конторой на перевернутом ведре сидела старушка в ярком шарфе, прикрывавшем мочки ушей. Она торговала семечками в газетных кульках и просила на пару копеек дороже, чем на базаре. Когда я вручила ей за кулечек целый доллар вместо жалких монеток, она очень обрадовалась. Бедные наши пенсионеры. Я по молодости не шибко разбиралась в доперестроечной жизни, поскольку бабуля всеми силами ограждала меня от ее неприглядных сторон: очередей за продуктами, внезапных исчезновений соседей и знакомых, тотальной слежки со стороны государства. Она мастерски сводила тогдашние кошмары к игре. Когда я приставала с расспросами, она, например, говорила: «Ша. Даже у берез есть глаза. Давай-ка посчитаем». И мы считали черные глазки, смотрящие в разные стороны с белой коры. Но все-таки, по-моему, перестройка и последовавший за ней развал СССР не улучшили нашим старикам жизнь. Теперь их месячной пенсии едва хватало на неделю.
До кучи преступность росла как на дрожжах, и беззащитные пенсионеры страдали в первую очередь. Я часто встречала пожилых женщин с заклеенными пластырем мочками. Хулиганы прямо на улице вырывали из ушей золотые серьги – реликвии, передававшиеся от матери к дочери. Прямо средь бела дня. Откуда только повылезла такая наглая жестокость?
Я прошла мимо охранника по коридору к своему рабочему столу, села и начала читать присланные из Хайфы факсы. Мистер Хэрмон под ручку с Олей прибыл в десять. День за днем он являлся все позже и позже. А она просиживала у нас в офисе все больше и больше времени. Мне постепенно надоедало его прикрывать. Оно мне надо, всю дорогу тащить воз за себя и за того мистера?!
– Дарья, перестать быть таким ленивым и пойти сделать нам кофе, – по-английски снизошла до меня Оля, стянув с моего стола коробок кнопок.
Мы первый раз встретились после того, как она выставила меня за дверь, и мне показалось, будто передо мной стоит незнакомка. Бессердечная, наглая незнакомка. И никакая она мне не подруга. И никогда ею не была. Раньше я старалась помириться с Олей, потому что чувствовала себя немножко виноватой, что вообще надумала свести ее с мистером Хэрмоном, что в мыслях держала ее за торговку своим телом. Но с меня хватит. Я ни к чему ее не принуждала. Она сама приняла решение. За все нужно платить? Вот пусть сама и платит!