Одесское счастье - Страница 3

Мистер Хэрмон разлил напиток по бокалам. Пузырьки поблескивали, словно крохотные бриллианты.

Мы чокнулись, и он произнес тост:

– За плодотворное... сотрудничество.

Боже ж ты ж мой же ж, так это значит, что козырная работа – моя?!

Он наблюдал, как я отпиваю первый глоток. Кислятина. Захотелось кашлянуть, но я сдержалась. Мистер Хэрмон протянул мне руку, и я пожала ее, чувствуя, что эта встреча для меня спасательный круг, что после долгих поганых дней наконец-то распогодится. А потом он подмигнул и сказал:

– Безусловно, спать со мной – лучшая составляющая этой работы.

Я отдернула руку. Мистер Хэрмон произнес это шутливо, но я-то поняла, что он всерьез. Внезапно он напомнил мне моржа в своем красно-коричневом пиджаке, о котором при встрече не замедлил схвастнуть, что тот от Версаче. Серебристые ниточки на висках превратились в унылую седину. Да, обычный мужик – не лучше всех остальных, только с белыми зубами и дорогим одеколоном. Мы посмотрели друг другу в глаза. Тишину нарушало лишь тиканье часов.

Weep-wept-wept. Win-won-won. Withdraw-withdrew-withdrawn.

«Перестань киснуть! – тряхнула я головой. – Думай!»

Смогу ли я не просто готовить ему кофе и переводить документы, но и спать с ним? Способна ли я лечь под него ради работы? Представила, как по мне ползают эти мясистые руки, и по коже поползли мурашки – я вегетарианка. Сквозь матовые стекла очков мистер Хэрмон сверлил меня черными глазами, ожидая моего решения.

Тот еще рогалик – ни своего, ни чужого не упустит. Небось, как приехал с Израиля, так быстро привык, что тут с ним носятся как с писаной торбой. Многие западные мужчины специально слетаются в страны бывшего СССР, чтобы здесь выступать птицами высокого полета. Дома-то они почти невидимки, еле сводят концы с концами. А здесь считаются богатыми, снимают огроменные квартиры, нанимают поваров, горничных и девушек для прочих услуги. (Для одесситов Запад – это вся земля от Тель-Авива до Токио: о географии у нас судят не по карте, а по изобилию.)

Я подумала о своих подругах. Об Оле, у которой трое по лавкам, но нет ни мужа, ни работы, ни денег. О Лере, что каждый день преподает в школе, но, как и большинство бюджетников, заработанной зарплаты не получает. О Маше, выпускнице консерватории, которая недавно устроилась работать официанткой и теперь вынуждена носить юбку в ладонь дольшиной. Подумала о многих других знакомых. Не хотелось закончить как они: без перспектив и без денег. Маша пела, словно соловей, а ее унижали и хозяин ресторана, и посетители. Если я устроюсь на эту фирму, по крайней мере, терпеть придется только одного кишкомота.

Я получила диплом полгода назад, но до сих пор не нашла работы с полной занятостью. А нужно было обеспечивать и себя, и бабулю, которая заботилась обо мне с тех пор, как мне исполнилось десять. Бабулина пенсия составляла всего двадцать долларов в месяц. (Украина стала независимой в 1991 году, но и пять лет спустя курс национальной валюты прыгал туда-сюда, поэтому для ясности все на автомате пересчитывали в доллары.) В словах мистера Хэрмона не было ничего удивительного – он не первый предложил мне деньги за секс. Я просто не ожидала, что так себя поведет цивилизованный человек с Запада. Может, бабуля права и мы прокляты. Я снова подняла глаза на мистера Хэрмона.

Шахматы. В СССР было больше всего чемпионов мира по этой игре. Шахматы – это стратегия, упорство, хитрость и способность видеть вперед дальше, чем противник. И жажда крови, приходящая по мере того, как фигуры одна за одной съедаются с доски. Шахматы – это каждый сам за себя. Наука ставить капканы и избегать чужих ловушек. Это сила духа. И жертвенность. Жизнь в Одессе – это бесконечные шахматы. Ходы. Контратаки. Блеф. Глубокое изучение врага, чтобы всегда быть на шаг впереди.

Таки да, я согласилась

* * * * *

Через час после собеседования я на все еще трясущихся ногах бродила по центру города. Что за приключение я нашла на свою голову? Ах, если б я могла себе позволить зайти в кафе и выпить чашечку чая, чтобы прояснить мысли. Дом казался бесконечно далеким. Ноги сами понесли меня к морю, к Джейн. Она убежденная оптимистка, в отличие от других моих знакомых. Одесситы поголовно пессимисты и фаталисты. Стоило заговорить о путешествиях, друзья в ответ смеялись и твердили: «Проснись! Это же американская мечта». А бабулины подруги качали головами и приговаривали: «Лошади имеют сахар только вприглядку» – в том смысле, что все хорошее в жизни предназначено для кого-то другого. С Джейн же я могла поделиться своими мечтами и надеждами, и она всегда меня поддерживала, говоря, что они обязательно сбудутся. Ее квартира в центре города, всего в трех кварталах от моря, казалась мне тихой гаванью и сущим раем: высокие потолки, паркетный пол, увитый диким виноградом балкон. У нее была собственная кухня, собственное личное пространство. Никто из моих сверстников не жил отдельно от родителей. Надо думать, в таких условиях, как у Джейн, нетрудно смотреть на мир с оптимизмом.

Американка, приехавшая сюда заниматься, по ее определению, «работой на благо общества», Джейн пыталась учить одесских школьников принципам демократии. Она жила так, словно не знала слова «нет». Ходила на работу в школу в брюках, игнорируя, что учительницы по правилам так одеваться не должны. Я своими глазами видела, как она переспорила чиновника-бюрократа и даже врезала продажному милиционеру! Я бережно хранила блокнот, куда записывала почерпнутые у Джейн слова и выражения. Потрясно. Круто. Пофиг. Проще попросить прощение, чем выпросить разрешение. Лови момент. Шуруй. Ее словарный запас был столь же ярким, как ее огненно-рыжие волосы. А все эти истории, что она рассказывала... Я обожала слушать ее байки про Америку и ее впечатления об Одессе. В нашем лоскутном городе, знаменитом своей неоднородностью, Джейн видела только черное и белое. Ее послушать, так в жизни не бывает ничего сложного.