Одесское счастье - Страница 15

И вот, чувствуя себя арестанткой, которую вдруг выпустили на поруки, я стояла посреди гомонливой улицы Советской Армии и подставляла лицо солнцу. Закрыв глаза, освободила уши к городской суматохе. Бабульки, сидевшие на перевернутых ведрах, зазывали прохожих купить семечек: «Давайте, берите, лузгайте солнушки!» Цыгане клянчили подаяние на паперти небесно-голубого православного храма. Публика шепталась в парке напротив, наблюдая за игрой в шахматы.

– Не подозревал, что шахматы – это зрелищный спорт, – заметил мистер Кесслер.

Его комментарий вывел меня из задумчивости. Я провела четырех иностранцев вдоль кирпичного здания филармонии (бывшей биржи, основанной в октябре аж 1796 года – раньше, чем нью-йоркская), по тенистой каштановой аллее и мимо дома белой ведьмы, вылечивавшей любой недуг от насморка до сглаза. Чтоб вы знали, я завсегда рада поделиться с гостями из заграницы своей любовью к родной Одессе – самому прекрасному и космополитичному городу во всем мире.

– Одесса в Советском Союзе считалась столицей юмора. День города в Одессе празднуют первого апреля, то есть в День смеха, и это отнюдь не случайное совпадение. Одесситы любят играть словами и шутить. Например, знаете, как по-здешнему будет множественное число от слова «человек»? – Фирмачи выжидающе посмотрели на меня. – «Очередь».

Они рассмеялись и дальше поглядывали на меня с благожелательным интересом, пока я неспешно вела их по бульвару с неоклассическими зданиями в пастельных тонах и рассказывала:

– Одесса была основана Екатериной Второй в 1794 году. Если верить легенде, императрица велела назвать город в честь гомеровского Одиссея. А еще говорят, что когда-то здесь располагалась древнегреческая колония. На этом месте жило много разных национальностей. Многие туристы удивляются, когда слышат, как мы здесь смешиваем слова из русского, еврейского, украинского и немного из немецкого и французского языков. Вначале Одесса относилась к области, называемой Новороссия. Но это совсем не Россия. Россия – холодная и жестокая страна царей, безумцев и тиранов. Одесса же – теплая и радушная гавань, процветающая благодаря Черному морю и черному рынку. – Вспомнив о другой темной стороне нашей истории, я добавила: – При самодержавии Одесса находилась за чертой оседлости.

– Что это значит? – спросил самый молодой из иностранцев.

– Ты что, ни одной книги по истории не прочитал? – возмутился мистер Кесслер. – Евреи не имели права проживать в Москве, Санкт-Петербурге или Киеве, и поэтому селились в Одессе.

Фирмачи посмотрели на меня сострадательно. Я выпрямила спину и с достоинством вынесла их взгляды. Ну, только посторонней жалости мне не хватало до полного счастья.

К нам подошли четверо солдатиков – не старше девятнадцати лет, изможденные, в серой форме не по размеру:

– Пожалуйста, хлебушка подайте, – попросил один из них.

Я достала из карманов запасенные конфеты и яблоки – в Одессе важно иметь при себе небольшие презенты на всякий случай, чтобы сглаживать бюрократические трудности. По мне, так это просто благодарность, дяка, а для Джейн – вульгарная взятка. Она, кстати, мигом усвоила, что коробка конфет открывает любые двери быстрее препирательств.

– Спасибо, девушка.

Мои туристы впали в ступор. Я им объяснила, что в армию призывают всех молодых парней, кроме тех, у кого имеются деньги, чтобы сойти за «непригодных к военной службе по состоянию здоровья». К сожалению, армия не могла прокормить всех призывников. Да, у нас были проблемы с бедностью. Но в каком городе их нет?

– При виде этой изысканной ковки на балконах сразу вспоминается Новый Орлеан, – сменил тему мистер Кесслер. Его приятели согласно закивали. Мне польстило, что они на полном серьезе сравнили Одессу с американским городом.

А потом я отвела свою комиссию по условно-досрочному освобождению в приморское кафе. Пока коллеги на ломаном русском делали заказ официантке, мистер Кесслер вручил мне запечатанный конверт:

– Спасибо за столь познавательную экскурсию.

Сдается мне, на самом деле он так заминал памятный инцидент в офисе.

* * * * *

Минул месяц, и второй, но атмосфера на работе не улучшилась. Вита с Верой оборзели и распустили мульку, будто я завернула мистера Хэрмона, потому что он нестояк. Шеф пытался укрепить свою репутацию, приглашая в офис Олю и постоянно ко мне придираясь, чтобы показать, кто здесь кого топчет:

– Дарья, ты опоздала на пять минут! Принеси кофе! Быстрее! Черт, он же еле теплый! Дарья, сготовь другой!

Я чуяла, что если мутные сплетни не утихнут в ближайшее время, он уволит меня, абы сохранить лицо. Мистер Кесслер теперь в далекой Хайфе думать за меня забыл, и никто не помешает мистеру Хэрмону меня щемить. Я старалась не повышать голос, не пререкаться и держать на губах улыбку. Порой задерживала дыхание и считала до десяти, а то и дальше.

А Оля… Она больше не навещала нас с бабулей, хотя повадилась являться в офис. Вот и сейчас в облаке духов нарисовалась в дверях.

Я улыбнулась и даже встала:

– Привет, Оля, ты сегодня прекрасно выглядишь.

Таки да. Классный макияж. Блестящее платье. Белые лаковые сапожки. Платиновый боб, построенный в дорогом салоне. Никаких непрокрашенных корней.

Она проплыла в кабинет Хэрмона, даже не глянув в мою сторону и не проронив ни словечка. Не хотелось давить на подругу, но и терять ее не хотелось. Ее новая манера меня смуряла. Что же ж у нее внутри делается? Может, ей неловко? В офисе про нее знали все – от охранников и уборщиц до начальников. Неужели Оля возненавидела меня за то, что я ею прикрылась?