Одесское счастье - Страница 117


К оглавлению

117

– Моя начальница велела мне начать с кем-то переписываться. И я выбрала тебя. – Мне стало совестно. Я соскучилась по тете Вале, по ее прямолинейному проницательному подходу ко всему подряд. Почему я позволила мужу заточить себя в четырех стенах, лишить себя общения с интересными людьми? Если бы я рассказала ей про свои заморочки, что она бы присоветовала? Что-то вроде «Зазови его в поход на безлюдье, чтоб без свидетелей, подпои, подбери палку потолще и вколоти ему урок, а палку потом в костре сожги?»

– Ты выбрала меня? – благоговейно спросил Тристан, словно прежде никто и никогда его не выбирал. – Почему?

Не могла же я выдать ему, что была в раздрае, не имела желания вообще ни с кем переписываться, и меня подкупило только название его якобы родного города Сан-Франциско. Я воспользовалась одной из общих фраз, которую часто слышала на наших соушлах:

– У тебя были самые добрые глаза.

– Ух ты!

Рука Тристана легла на мое бедро и крепко сжала, будто кусок теста. Я обратно не почувствовала ни влечения, ни искры, и в который раз мысленно прокляла Влада. Если бы он не показал мне, как это бывает по-настоящему, может, я и смогла бы удовлетвориться Тристаном, его слюнявыми поцелуями, его неуклюжей физкультурой в постели. Я твердила себе, что это только к лучшему: да, по части интима он не фонтан, но зато и не бабник. И даже хороший секс не стоит переоценивать. Но я не верила собственным уговорам. Мне до черноты в глазах хотелось снова ощутить на своем теле сильные чувственные руки. Я попыталась показать Тристану, чего мне от него не хватает, но он, как обычно, принялся за свою стандартную череду движений. Я крепко зажмурилась и приготовилась к стремительной атаке. Каждый раз одно и то же. Его язык вкручивается в мой рот, будто вертушка на палочке. Потом он шепчет: «Я люблю тебя». И весь эффект тут же стирается, когда его язык слюнявит мою ушную раковину, словно Тристан старается слизать оттуда свои слова. Я пытаюсь отодвинуться, но он лишь сильнее прижимает меня к себе. В этот раз я с силой выкручиваюсь из его рук, так что грудью вжимаюсь в матрас. Мои ноги запутываются в простынях, и зад приподнимается, когда я пытаюсь уползти, словно землемерка.

– А, вот как ты хочешь сегодня поиграть! – пыхтит Тристан и вонзается в меня сзади. Я смотрю на изголовье из сосны и начинаю про себя считать. Пиление заканчивается на счете восемь. Таки да, четные числа – несчастливые.


Глава 22

...

Дорогая бабуля,

Надеюсь, что у тебя все хорошо. Я…

Зазвонил телефон. Не успела я даже договорить «Алло», как в ухо загремел знакомый голос:

– Дарья, это ты? Я наконец-то тебя нашел? Ты в Америке, но где? Не узнаю код города.

На глаза навернулись слезы. Слова не находились. Да и что сказать про адиётскую залипуху с моей стороны? Это ж надо ж, потеряться. В Америке.

– Помощь требуется? Ты домой возвращаться собираешься?

Я силилась не расплакаться.

– Я по тебе скучаю. Ты нужна нам здесь, очень нужна. Владлен дышит мне в затылок, в порту день ото дня повышают расценки, а Вита с Верой превратили жизнь сменившей тебя девушки в настоящий ад. Будь ты здесь, я уверен, эти чертовы таможенники не посмели бы драть с нас три шкуры. Ты бы легко поставила на место Виту с Верой. И смогла бы защитить меня от Владлена.

Как же ж давно мне ничто не напоминало о том, кем я была в натуре: находчивой и неглупой девушкой. Вдруг не получалось выдавить из себя ни единого слова. Желчь, флегма и кровь хором заштормили. Горло сдавило. Подбородок затрясся. Я силилась взять себя в руки.

– Как ты попала в Америку?

Ик.

– Только не говори, что вышла замуж за одного из тех неудачников с твоих сборищ.

Всхлип.

– Все-таки вышла. Поверить не могу. – Дэвид вздохнул. – Разве я тебя не предупреждал, что все они жалкие идиоты, раз не способны найти себе жену в родной стране? Что же ты меня не послушала?

И тут я заревела. И ревела, и ревела. Какое же ж облегчение, когда кто-то знает про тебя правду. Нет слов. Хоть капелька сочувствия из телефона, и я бы просто насмерть утонула. Но вместо этого Дэвид совершенно правильно притворился, будто все пучочком и я вовсе не исхожу на рев на том конце провода. Он заговорил об Одессе: погода (идеальная, разумеется, это же Одесса), опера, которую давали накануне, новые памятники на центральных улицах. Долгое перечисление и монотонный звук его голоса успокоили меня, и я наконец-то сумела членораздельно вякнуть в ответ:

– Ни в одном городе мира нет столько памятников, как в Одессе.

– Знаю, – подхватил он. – Ты мне это сто раз повторяла. А еще, что Одесский оперный театр – самый прекрасный в мире после Сиднейского и Тимбуктунского.

Я засмеялась.

– А почему не повторить? Мы, одесситы, гордимся своим городом.

Слова за Одессу вылетали сами собой. Было немножко стыдно, что Дэвид знает про меня самое поганое, но как же ж хорошо, что не нужно ничего объяснять. Об своей жизни он тоже ничего не рассказывал. Пока выкладывал городские новости, мои слезы высохли и я впервые за три месяца почувствовала себя почти счастливой. И достаточно ожила, чтобы поинтересоваться:

– Как ты нашел этот номер?

– А ты как думаешь? Украл, конечно.

Я улыбнулась. Дэвид и вправду заделался натуральным одесситом.

– Я надеялся, что рано или поздно бабушка тебе позвонит. И месяцами выкрадывал ее телефонные счета. И в конце концов она действительно позвонила. – Судя по голосу, он гордился своей оборотистостью.

117