С течением времени даже сны затопила отстойная реальность. В них больше не появлялся Дэвид. Его место занял Тристан. Он бакланил, что я глупая, не умею съедобно готовить, не умею правильно говорить. Что он меня не понимает, и вообще никто не понимает. В этих снах я постоянно прикрывала рот ладонью. В этих снах я была беззубой и безъязыкой. И дико себя стыдилась. Просыпалась я в холодном поту с рукой у рта и пересохшим горлом. Смотрела на Тристана и шептала: «Господи, помоги».
Дорогая бабуля,
В нашем большом городе с каждым днем все лучше. Прости, что я несколько недель тебе не писала. Наше конструкторское бюро проучаствовало в крупном тендере и, лафа таки случается, получило контракт! Босс обратно меня повысил, а в корпоративной газете тиснули про меня заметочку в разделе «Перспективные сотрудники».
Тристан удивительно культурный. Я счастливейшая из жен. Вечерами мы сидим в гостиной и он читает мне «Анну Каренину». У него низкий бархатистый голос, и мне дико интересно слушать Толстого на английском.
Мы никуда не ходим. Конечно, поначалу это меня смуряло – ты же знаешь, как я люблю филармонию. Помнишь концерт на восьмое марта в прошлом году, когда играл наш Хобарт с оркестром? Звучал ли когда-нибудь Чайковский в более великолепном исполнении?
Но Тристан прав: нам нужно экономить. Деньги ведь на огороде не растут. Он сказал, что ребенок обойдется как минимум в десять тысяч долларов, можешь себе представить? В голову не укладывается, что такая кроха вдруг так дорого стоит.
Вчера мы прикупили колыбельку и мягонькое постельное белье. Подумать только, сама-то я в первые месяцы своей жизни без проблем спала в ящике комода! Мы пока не стали брать одеяльце. Надеюсь, что ты свяжешь его и привезешь, когда приедешь нас навестить. Мы с Тристаном всем сердцем хотим, чтобы ты приехала. Я хочу, чтобы ты приехала и помогла мне с малышом. Я хочу, чтобы ты приехала. Точка.
С любовью,
Твоя Даша.
Эмерсон украсили к Рождеству сразу после Дня Благодарения. Сверкающие гирлянды вдребезги раскоцывали темноту. Мне нравилось смотреть на оленей, санки и надувных снеговиков, оккупировавших соседские газоны. Тристан нарядил натуральную елку, и весь дом пропах хвоей. На сей раз я не сглупила и ничем не выдала свой восторг. Мне оно не надо, чтобы надо мной обратно насмехались. Я делала такое лицо, будто вся эта красота ничего нового для меня не представляет. Но по правде, это празднование Рождества стало для меня первым от когда родилась. В Одессе во времена СССР и даже после мы отмечали не Рождество, а Новый Год, когда Дед Мороз приносил нам конфеты и мандарины.
Рождественским утром настало время открывать подарки. Я презентовала Тристану три рубашки на пуговицах и синий шелковый галстук, а он мне – еще одни джинсы, пару футболок и походные ботинки. Хотя шмутки не подходили мне по стилю, я была благодарна. Вот еще одно последствие извращенного эксперимента над людьми под названием СССР: мы, хлебнувшие лиха в той стране, всегда испытывали благодарность за каждую крошку еды, за любую вещь, за каплю воды из крана, за лампочку Ильича, освещавшую наши темные дни. Всякий раз, разжигая камин в доме Тристана, я шепотом говорила: «Спасибо». Мы с бабулей слишком много зим пережили без отопления. Когда еды, одежды и возможностей почти не имеешь, учишься ценить каждую малость. Я постоянно себе влечивала: пусть Тристан не приходится мне родственной душой, пусть он меня толком не понимает, но здешняя жизнь всяко лучше, чем дома.
Я надеялась, что на следующий год мы будем встречать Рождество уже втроем. Праздники существуют для детей. Все дни прежде всего для детей. Для семьи. Я решила для полного счастья позвонить бабуле. Всякий раз, набирая ее номер, я молилась, чтобы на линии не было помех и мы смогли нормально пообщаться. В Америке, когда берут трубку, то говорят: «Алло». В Одессе же мы обычно говорим: «Слушаю». Но бабуля каждый мой звонок встречала вопросом: «Даша?»
– Да, это я, бабуль.
– Как поживает моя умненькая американочка?
– Ах, бабуля…
– Что такое, заинька?
– Да ничего… Просто рада слышать твой голос. Очень по тебе соскучилась.
– И я соскучилась, мое солнышко.
Я боялась, что расплачусь, если скажу хоть слово еще, поэтому закусила губу и захлопала ресницами, пытаясь сдержать слезы.
– Ну-ка, как сделать «жигули» в два раза дороже? – спросила бабуля, зная, что анекдоты завсегда поднимали мне настроение.
– И как же?
– Залить полный бак бензина.
Я рассмеялась.
– Это мне рассказал Борис Михайлович. Он такой смешняк, то и дело меня расхохатывает.
– Борис Михайлович? – По крайней мере, она не зовет его просто по имени, Борисом. Значит, в их отношениях пока сохраняется какая-никакая формальная дистанция.
– Он ко мне время от времени заходит. Вот вчера принес рыбу, которую сам поймал и сготовил. Ты же знаешь, как мне не нравится чистить рыбу.
И тут я услышала на заднем плане невнятное мужское ворчание.
– Он и сейчас у тебя?
Кино! Сдается мне, у бабули завелся ухажер.
* * * * *
В «Уолмарте», пока Тристан присматривал шины, я купила белый детский комбинезончик и вязаные пинетки. Прикрыла их прокладками, чтобы муж не увидел. Добравшись до дому, почувствовала себя адиёткой и спрятала пакет под кровать. Но когда Тристан уходил на работу, я доставала тот комбинезончик и поглаживала мягкую хлопковую ткань.